Ведьма в Царьграде - Страница 110

110

– Надо бы дать Константину одно зелье… – начала было она, но, когда Елена повернула к ней распухшее от плача лицо, тут же добавила: – Успокоительное зелье, чтобы он утихомирился и одумался.

– Разве я заслужила такое! – вновь заголосила императрица, тряся выбившимися из-под диадемы седыми прядями. – Разве я не была ему верной женой, подругой, спутницей жизни и власти? Я и против родного отца восстала, только бы помочь Константину добиться пурпура! И вот теперь… когда он обезумел… когда его околдовала эта язычница! О, они все ведьмы, их всех надо отправить на суд к патриарху!

– Но патриарху немедленно надо сообщить о странном решении Константина, – резонно заметила Феофано. – Полиевкт ныне пребывает в своем загородном имении, поэтому необходимо послать к нему гонца и сообщить, что русская архонтесса околдовала августейшего.

Эта мысль и впрямь показалась Елене разумной: уж если кто и сможет повлиять на ее безумного супруга, то только его святейшество!

Патриарх прибыл в Палатий рано утром, когда небо только начало светлеть. Полиевкта тут же проводили во внутренние покои, где его ожидали императрица Елена, соправитель Роман и красавица Феофано. Полиевкт сразу понял, что они не спали эту ночь: все трое выглядели утомленными и нервными, одеты были кое-как, под глазами залегли тени. И заговорили без обычной церемонии, едва ли не перебивая друг друга.

– Вы не ту ведьму ловили, владыка. Не чародейку русской Эльги надо было искать, а подвергнуть церковному суду саму архонтессу. Ибо это она зачаровала и влюбила в себя августейшего. И теперь он всерьез подумывает жениться на ней!

Полиевкт задумчиво произнес, что, если бы он осмелился схватить княгиню, это означало бы непременную войну с Русью. А ведь походы русов на Византию еще не забыты. И пусть о том, как их колдун Олег прибивал щит на Золотые ворота, строжайше запрещается упоминать, страх перед Русью, перед ее дерзостью и силой еще не прошел.

А как же тогда поступить? – вопрошали. И опять все трое стали рассказывать, что за прошедшие после приема Эльги в Палатии две недели Константин только и делал, что уделял внимание гостье, что не отпускал ее от себя, одаривал, оказывал честь, всюду показывался с ней. И теперь готов развестись с императрицей только потому, что Эльга заикнулась, что готова принять крещение, а он видит в этом способ, как им, людям единой веры, вступить в законный союз и обвенчаться перед алтарем, едва будет расторгнут брак Константина с Еленой.

– Вот уж не думал, что такое благое свершение, как крещение язычницы, может привести к столь неожиданным последствиям, – задумчиво изрек Полиевкт. – Но хочу вас утешить: чтобы расторгнуть некогда освященный Церковью союз Константина с вами, почтенная августа, мало одной его влюбленности в иноземку. Никогда прежде такого не было в Византии, никогда наши правители не совершали подобного…

– Но ведь воля императора – Божья воля, – всхлипнула Елена. – Некогда ведь базилевс Юстиниан пожелал надеть венец правительницы на блудницу Феодору – и никто не посмел ему возразить. Да и недавно наш Роман тоже…

Но тут Елена умолкла. Как-то неудобно было сейчас указывать на неподобающее для базилиссы происхождение Феофано. Та всячески поддерживала ее в трудный миг, и императрица даже не покосилась на невестку, только вздохнула горько.

– Думаю, мне надо переговорить с автократором, – негромко произнес Полиевкт и направился в храм Святого Стефана, где имел привычку молиться император.

Константин тоже уже поднялся, его облачили в пурпурную мантию, и препозит возложил на голову корону. Звучало привычное и обязательное «Повелите!», все кланялись. Константин одевался машинально, весь погруженный в свои мысли, так же задумчиво шел по еще темным переходам Палатия; со стороны он выглядел спокойным и величественным, никто бы не догадался, какая буря сейчас у него в душе. Он не сомневался, что его воле все подчинятся, что бы он ни предпринял, главное, что скажет она. Но что не только Ольга вольна решать его судьбу, Константин понял, когда увидел явившегося проводить службу Полиевкта. Ведь говорил, что останется в своем имении на Босфоре до начала октября, однако вот же он, прибыл, и, хотя проводит богослужение как должно, взгляд его, внимательный и изучающий, устремлен на базилевса.

Позже, когда они беседовали, прохаживаясь вдоль колоннады у церкви Святого Стефана, Полиевкт сначала только спрашивал, насколько верно, что Ольга надумала креститься. Константин отвечал с охотой: да, госпожа Эльга сама заговорила об этом, да, все речи патриарха о том, чтобы обратить сию язычницу в истинную веру, не пропали втуне. Полиевкт согласно кивал. Со стороны казалось, что они оба всем довольны, но Константин не спешил сообщить, что, если Ольга станет христианкой, он готов предложить ей венец базилиссы. Заговорил на эту тему сам Полиевкт, но очень осторожно: мол, русская архонтесса должна понять, как ей важно креститься и спасти душу, и никакие выгоды не должны подвигнуть ее к этому шагу. Даже если это будет… лестное предложение самого Константина.

– Так вам уже все сообщили! – почти гневно воскликнул император, и его густые брови привычно сошлись к переносице. На лице вновь застыло хмурое выражение, какое словно пропало во время богослужения, когда Полиевкт наблюдал за базилевсом. Тогда Константин выглядел каким-то мечтательным, его лицо казалось одухотворенным, почти нежным.

– Это мое твердое решение, – произнес император, и в голосе его прозвучал металл.

– А если архонтесса не совсем уверена, что готова влиться в лоно нашей святой матери Церкви? – Полиевкт, волнуясь, провел рукой по своей длинной бороде.

110