Святослав в какой-то миг тоже заметил девушку. Ольге из ее высокого окна было видно, что сын смотрит в сторону Малуши, даже замер, карабкаться перестал. Ну и начал сползать по столбу, пока два других соперника усердными рывками нагнали, а затем и опередили его. Святослав же, казалось, забыл, зачем на такую высоту взобрался, и вскоре окончательно спустился по столбу.
– Ээээх! – прозвучал разочарованный многоголосый вздох.
Витязи сокрушенно махали руками, расходились. Будто и не так важно им было, кто из оставшихся соперников доберется до победной вершины. Сам же Святослав, похоже, не огорчился. Смотрел в сторону крыльца, по ступеням которого поднималась в терем молоденькая ключница.
Ольга невольно призадумалась. Малуша сызмальства росла при ее тереме воспитанницей, она была на год старше Святослава, в детстве они часто играли, и всегда дочка ведьмы имела власть над сыном княгини. Няньки так и передавали Ольге: скажет что зеленоглазка – княжич тут же кинется выполнять. Но тогда они детьми были, Ольга на властвование разумной и спокойной Малуши смотрела даже одобрительно. Потом Святослав уехал, годы прошли, пора было бы забыть детские шалости. Но и вернувшись, повзрослевший Святослав Малушу из всех выделяет, то затронет ее и заговорит, то ищет ее компании. Даром что в челядинки к его матери пошла былая подружка и теперь кланяться ему в пояс должна. Но ведь не кланяется же! И, опять же, Малуша только сказала – он и рад выполнять. Ранее Ольге докладывали, что хоть сын ее взрослый уже, а девки его словно не волнуют. Вот привез из похода пару-тройку пригожих пленниц, но вскоре о них и забыл. А тут Малуша одним своим присутствием его от дружинных побратимов отвлекает, хотя даже не глянула в сторону молодого князя, прошла, покачивая косой, – а ему и военная потеха уже не потеха. Поспешил за девушкой, оттесняя приятелей, на возгласы их не отвечает.
– Вы приказывали квасу принести, – услышала Ольга за собой негромкий, спокойный голос Малуши.
И тут же ей вслед:
– А меня не угостишь ли, красавица?
Это уже Святослав. Стоит между резных подпор дверей, еще задыхающийся после состязаний… или быстрого бега. Обычно в гридницу матери его и калачом не заманишь: все-то он в дружинной избе, все на учебной площадке, все ловами да скачками увлечен. А тут сам прибежал. Стоит, широко расставив ноги, русые волосы потемнели от пота, лицо раскрасневшееся, но в синих глазах веселый блеск, улыбается яркими, как у матери, пухлыми губами.
Малуша не повернулась к нему. Сначала княгине налила в чарку, потом, спросив взглядом позволения, плеснула и для Святослава. Он пил и смотрел на нее поверх ковша-утицы.
– Ух, холодный! Даже зубы заломило. Малуша, ты сама за ним в погреб лазила?
Девушка не отвечала, стояла прямая, глядела на Ольгу, ожидая дальнейших распоряжений.
– Хорошо, что ты пришел, сын, – промолвила княгиня. – Иди, покажу тебе рубежи наших границ, великие земли Руси. А ты, милая, – обратилась она к Малуше, – ступай пока. Старая Дарина просила еще проверить в кладовой запасы солонины в бочках.
Девушка чуть улыбнулась правительнице, поклонилась и направилась к выходу. Голова ее гордо вскинута на высокой шее, хорошенький носик вздернут. Ростом она была немного выше князя, и это придавало ей величавости, может, поэтому князь и отошел, уступая ей дорогу. Она же прошла, как проплыла, только коса метнулась по облаченной в белую рубашку спине.
– Пойди сюда, Святослав, – повторила призыв Ольга, но Святослав лишь рубанул ребром ладони по воздуху.
– Да недосуг мне, родимая! Вон Претич сейчас метание сулиц устраивает. Я там должен быть.
– Ты князь, ты никому ничего не должен!..
Но он уже выскочил. Сулицы, говорит, метать будет? А вот Ольга расслышала, как он догнал Малушу, спрашивает, нравится ли той его новая татуировка. На плечах у него знак Перуна – двойная зигзагица-молния, и ради Велеса он змеиные завитки на груди против сердца нанес, а у локтя – огненные языки Сварога, чтобы оружие всегда слушалось.
– Ништо, – послышался насмешливый голос Малуши. – Тебе нравится, вот и малюй на себе.
Боярин Сфирька посмеивался – тоже расслышал.
– Как говорится, коза во дворе – козел через тын глядит. Ай да молодой князь! Ты ему цесаревну сватать, а он за холопкой бегает.
– Попридержи-ка язык, боярин! Не твоя это забота. К тому же Малфрида скоро сюда приедет, вот тогда погляжу, кто посмеет ее дочь холопкой звать.
Княгиня жестом отпустила Сфирьку, но сама призадумалась. Она уже не единожды гонцов за Малфридой отправляла, но те возвращались ни с чем – лишь руками разводили. Поэтому Ольга и послала за чародейкой Свенельда. Понимала, что не в радость ему ездить туда, где былая суложь его живет, – и счастливо живет, в ладу с мужем, все это знали. Да и казалось порой Ольге, что не остыли чувства к ведьме у ее верного Свенельда. И все же отправила… Может, хотела в очередной раз убедиться, что даже чары Малфриды не отвлекут от нее самой пригожего варяга? Хорошо знать, что тебя кто-то любит столь долго и преданно. От этого любой бабе жизнь ярче кажется. И сколько бы Ольга ни уверяла себя, что нет ей дела до переживаний Свенельда, а ведь будто испытывала его всякий раз. Хотя самой себе давно дала зарок: как бы ни был хорош, прославлен и предан Свенельд, для нее он лишь подданный. Она его сама возвысила, считается с его словом, однако о большем пусть и не мечтает. Ольга сама с этой мыслью свыклась. Даже когда-то бившееся в присутствии Свенельда глупое сердце… поумнело, что ли? Или сама она уже стала так стара, что обычные людские страсти ее уже не тревожат? Ибо живет Ольга давно, Свенельд еще и не родился, когда она княгиней при Игоре стала. А все цветет, любо в зеркало полированное на себя глянуть, любо наряды примерять, уборами драгоценными себя украшать. Ну да то все живая вода чародейская. А вот ум у княгини уже бабы пожившей. Ее взглядами любовными не смутишь. Ибо она – государыня. А Свенельд – ее верный человек, с которым и посоветоваться не помешает, и поручение особое дать. Поэтому Ольга решила, что именно Свенельд ее в далекую Византию сопровождать будет. Как и Малфрида. Без верной и сильной ведьмы Ольга как-то опасалась в такие дали заморские отправляться.