Ведьма в Царьграде - Страница 49

Княгиня поглядела на корабль варяга, увидела подле него чародейку свою. Малфрида перебралась на драккар, едва Ольга объявила, что подле нее на ладье поплывет отец Григорий. Тогда ведьма выглядела обиженной, даже сердитой, а теперь вон хохочет со Свенельдом, оба такие молодые, чародейская вода для них только забава да краса телесная. А ведь и впрямь хороши: что рослый светловолосый варяг, что смуглянка Малфрида с растрепанными на ветру волосами. Глядя на них, Ольга почувствовала, как в сердце шевельнулось что-то подзабытое и важное. Ревнивое. И опять подумалось: отчего все так к ведьме этой прикипают? Что, девок вокруг краше нет? Вот Милослада Смоленская уж как глазки Свенельду строила, а теперь сидит, надувшись, губы кусает. Ей тоже обидно, что Свенельд не ее к себе на драккар покликал, а чародейку беспутную.

До Ольги опять долетел веселый смех варяга и ведьмы. Казалось, что и в самом деле обхаживает красавца Свенельда своенравная Малфрида. Она вон от Малка ушла, хотя и твердила, что любит мужа. Да она и Свенельда некогда любила. Может, вновь захотела кого под бок, такого же сильного и имеющего возможность ее защитить? Ибо, как бы ни гордилась своей силой чародейка, Ольга поняла ее страх перед миром. Чужая здесь Малфрида, поэтому и исчезает порой невесть куда. Но и без людей ей невмоготу. И Ольгу она ценит как раз за то, что та может ее защитить от людей.

Отец Григорий порой ворчит:

– С кем ты связалась, княгиня? Темная она, разве сама не видишь? И куда с такой в христианскую державу ехать? Разве можно?

Ольга не понимала – отчего же нельзя? Спросила Григория, тот лишь отмахнулся: сама все поймешь, когда в Константинополь приедем. Это озадачило княгиню. Поэтому, тревожась из-за непредсказуемой чародейки, она и надумала взять к себе еще одного ведуна. Это случилось, когда они уже были в землях племени тиверцев, какие жили по нижнему течению вдоль Днепра. Некогда это было свободное племя, но уж больно их печенеги били, поэтому постепенно тиверцы согласились признать власть Руси. Это еще при Игоре было, однако с тех пор Русь всегда отправляла сюда отряды, торговала с тиверцами охотно. И, когда впереди появилось окруженное округлым земляным валом тиверское городище, решено было сделать остановку. Ольгу здесь встретили не то чтобы с почтением, больше из любопытства шли поглядеть на княгиню да на ее нарядных спутниц. Вожди тиверцев княгине даже меч подарили, выражая дружелюбие. Какой иной бабе штуку сукна преподнесли бы, а этой – меч. Но иначе тиверцы и не мыслили: в их полной войн и набегов жизни любая женщина была тем же воином, почти все носили у поясов тесаки, даже беременные с оружием расхаживали.

У тиверцев караван Ольги сделал долгую остановку: впереди было море, следовало подготовиться к плаванию, вновь осмотреть ладьи, потрепанные на порогах, заделать пробоины, заново установить и закрепить мачты. В пути по безбрежному морю готовить придется прямо на кораблях, поэтому сколотили помосты для жаровен, в них наложили дерна, обмазали его глиной, дров запасли в дорогу. Пока шла подготовка, княгиня отправила Свенельда обследовать подходы к морю, но почему-то в его отсутствие места себе не находила. И с чего бы это? Разве и ранее не отправляла верного воеводу на самые непростые задания? Но пока его не было, то и дело поднималась на сторожевую бревенчатую вышку, смотрела на эти залитые жарким солнцем плоские земли. Вот уж действительно глазу не за что зацепиться – одна ровная поверхность до самого горизонта. Или до моря. Тиверцы говорят, что море совсем рядом, они частенько отправляются туда – то рыбачить, то торговать, а то и разбойничать. Всем известно: днепровский лиман – место опасное, тут ушкуйники из всяких беглых шалят не хуже, чем на волоках речных. А жара такая… Ольга не помнила, чтобы когда-нибудь ее изводила такая духота. Вот и расхаживала в одной беленой рубахе, словно теремная девка, но подумать о бархате или парче по такому пеклу было просто невмоготу.

Однако когда Свенельд вернулся, княгиня вышла к нему принаряженная: накинула богатое голубое корзно с серебристой каймой, надела чеканное очелье с длинными мерцающими колтами, звенящими браслетами запястья украсила. Явилась такая нарядная, что тиверки, сбивавшие масло в избе (не палаты, чай, все скопом тут жили), даже глазами захлопали на нее. А тут и Малфрида вбежала. Этой полудикой все одно как выглядеть – носится по округе в беленой тиверской одежде срамной – в рубахе с разрезами почти до бедра, чтобы продувалась, рукавов и вовсе нет. И сама вон загорела, потемнела, высоко заколотые волосы успели до рыжины выгореть под солнцем.

– Ты только погляди, княгиня, какого гостя привез наш варяг. А… знаешь уже, – поняла она по взгляду Ольги. – И когда ты успеваешь про все подумать?

Ибо Свенельд привез не кого-нибудь, а печенежского хана. Но не хан это был, а волхв-кудесник Коста. И было такое ощущение, что только одежда на нем от ханского облика и осталась: висела мешком, будто, став самим собой, Коста вмиг истончился, и теперь болтался на его худом теле засаленный печенежский халат с бляшками, как мешок на шесте пугала огородного.

Княгине волхв Коста поклонился по-русски, касаясь рукой земляного пола.

– Спасибо, княгинюшка, что дала отдохнуть от облика чужинского.

– И охота тебе было изводить себя чужим обликом? – спросила Малфрида, еще до того, как Ольга успела ответить на приветствие. – Вон как извелся весь, на себя не похож.

Коста и впрямь выглядел стариком: непосильное для него чародейство тянуло из волхва силы. Тут и живая вода не поможет. Ну, спрашивается, отчего бы не жилось ему где-то в глубинке, врачевал бы понемногу, ворожил, общался с духами. Так нет же, решил стать кудесником самой княгини. Но все же преданность Косты правительнице вызывала уважение. Малфрида понимала, что так всю себя отдавать служению она бы не смогла.