Свенельд на все это смотрел со своей точки зрения. Молитвы – это хорошо, но если Малфриду и впрямь что-то так напугало, то стоит быть осторожным. И он перестал подремывать под навесом из парусины, всматривался в тихое небо, глядел на медленно дрейфовавшие по водам суда. Сейчас «Оскаленный» Ольги был совсем недалеко, варяг видел ее, устроившуюся подле своего яркого шатра у мачты; она переплетала косу, спокойно наблюдая, как молится на корме священник Григорий. Да и Коста был с ними, тоже смотрел на священника, как будто ожидая от него чего-то. Вокруг было тихо. Правда, вскоре Свенельд заметил, что куда-то исчезли не так давно кружившие над ними крикливые чайки и теперь только буревестники носились над водой, едва не задевая ее длинными крыльями. Обнаружил он и то, что горизонт помутнел, будто там начала скапливаться некая дымка. Ох, и не понравилось же это варягу! Словно какая-то подспудная память предков-викингов настораживала, предостерегала. Свенельд стал перекликаться со Сфирькой, который вел корабль Ольги, указал на взволновавшие его приметы. Сфирька понял, почесал затылок и тоже решил – нужно причаливать.
Они успели укрыться за длинным мысом, когда туча на горизонте стала только появляться, когда подул ветер и понесло брызгами от волн. Но солнце все еще светило, и, казалось, ненастье пройдет мимо. Как бы не так. И хотя священник говорил, что это Господь надоумил Свенельда пристать к берегу до того, как началась буря, воевода на него только глянул хмуро.
– Ее благодари, длиннополый! – Он указал на стоявшую в стороне ведьму.
Ночь они провели сравнительно спокойно, укрывшись в заветрии за длинным мысом, разожгли в низине костры, слушали, как лютует рядом море. Все говорили, мол, хорошо, что христианин помолился, что нашли они укрытие перед самой бурей. И хотя берег был пустынный и к кострам, как раньше, никто не подходил, все же и подумать было страшно, что бы приключилось, если бы не успели обосноваться тут и налетевший шквал бросил бы корабли на прибрежные камни.
Буря бушевала всю ночь, да и утро выдалось хмурым, неспокойным.
Малфрида была задумчива. Она теперь не сомневалась, что разглядела в пучине некое древнее божество этого моря, что именно оно решило напустить на корабли ненастье. Но общаться с заметившей его ведуньей чужое божество не пожелало… или уже прошло то время, когда оно могло идти на общение со смертными.
Отец Григорий по-прежнему горячо молился. Малфрида наблюдала за ним издали со злорадной усмешкой. Да, дождь и впрямь пошел на убыль, но море все еще бушевало, волны наваливались друг на друга, исходили пеной, набегая на побережье. Малфрида подумала, не отогнать ли ей тучу, как некогда ее учили ведуны. Но одно дело – отгонять тучу, когда она только появляется, когда ветры еще могут поиграть ею да услать в сторону, но если небо затянуто до самого горизонта, любое волшебство будет напрасной тратой сил. К тому же Малфриде казалось, что присутствие священника, его упрямая вера ослабляют ее умение. А показать себя бессильной ведьма не желала.
Ночью опять грохотал гром, мелькали молнии над морем, освещая далекий горизонт. Малфрида стояла на берегу, смотрела на небесные всполохи и чувствовала – не ее Перун эти стрелы огненные посылает. Другое тут небо, другие духи в нем носятся. Такое ощущение было, что привычные ей небожители остались там, дома, на Руси, где люди им поклоняются и молят, давая тем силу.
Застывший на небольшом холме над морем силуэт ведьмы был хорошо виден укрывшимся в ложбине людям. Она стояла недвижимо, только одежды отлетали на ветру и развевались длинные волосы. Такой она и вернулась к кострам, метавшимся под растянутой и хлопающей на ветру парусиной – растрепанной, хмурой, молчаливой. Поглядела туда, где по-прежнему молился Григорий, и даже позавидовала его упорству, его вере. Она же не была в себе уверена и как будто опасалась, что привычное чародейство не подчинится ей. А ведь раньше в такое ненастье колдовская мощь ее словно переполняла.
Наутро мир опять был тих и прекрасен. Люди принялись проверять, не повредила ли буря корабли, а когда успокоились, стали переносить тюки, поднимать паруса. Поплыли по гладкой лазурной воде.
– Что-то у христианина лучше получилось с небесным воинством справиться, – заметил ведьме Свенельд, привычно налегая на рулевое весло.
Она недобро зыркнула темным глазом. Молвила: может, и Свенельд теперь в распятого Бога уверует?
Варяг не ответил. Вымолил ли и впрямь Григорий попутный ветер или море устало штормить после ненастья, но все было спокойно, корабли летели, и, сколько бы Малфрида ни вглядывалась в глубь пучины, никто более так и не являлся. Ну, кроме веселых дельфинов, опять затеявших у бортов ладьи свою веселую игру наперегонки.
На исходе третьей седмицы караван судов Ольги вошел в устье синего Босфора, откуда до Царьграда великого было уже рукой подать.
Флотилия Ольги величественно вошла в залив Суд, или, как его еще называли, Золотой Рог. На кораблях трубили в гудки, поднимались ряды весел, пышно вздувались вышитые паруса. Свенельд умело расположил корабли клином, сам, как и раньше, вел свой драккар во главе флотилии; большой струг Ольги с оскаленной мордой на штевне двигался следом, по бокам и позади, словно охраняя ладью правительницы, шли остальные корабли русов. Красиво получилось. Недаром столько народу столпилось на стенах Царьграда, на пристанях, на берегах предместий Сики и Хрисополиса.
Ольга стояла на носу корабля в специально приготовленном русскими умельцами для этой поездки жемчужном венце, за ее плечами развевался ярко-синий плащ, светилось, облегая стан, белоснежное парчовое одеяние. Ее знатные спутницы тоже принарядились, многие даже нацепили опушенные мехом головные уборы. Пусть и жарко, ну да меха – известная слава Русской земли, вот пусть ромеи и полюбуются.