– Что, уже прибывали? За Малфридой?
– А ты как думала? После того, что с ней сделалось в этом храме… И понесла же ее туда нелегкая!
– Это я повелела ей явиться.
– Зря.
Он смотрел на княгиню исподлобья, на глаза падали светлые пряди.
– Для Малфриды там гибельно. Ее беречь надо.
– Вот и береги. То мой наказ.
Свенельд хотел идти, но Ольга задержала. Спросила, как он отнесется к тому, если они назавтра уже расправят паруса и отправятся восвояси.
– А уговор с ромеями как? Или опять быть войне?
Да, он все понимает. Потому и помрачнел, когда Ольга сообщила, что их примут в Палатии, только если они отдадут на расправу церковникам чародейку.
– Плохи дела, – подытожил варяг. Сказал, что сам о чем-то подобном стал догадываться, когда лодки монахов начали кружить вокруг стоявших на якоре у предместья Святого Мамы русских судов.
– Пусть хоть Малфрида перед ними не показывается, – встрепенулась Ольга. – Нечего злить псов, дразня костью.
Свенельд кивнул. Сказал, что чародейка и сама это понимает, из шатра на «Оскаленном» выходит только когда стемнеет. Порой по ночам Свенельд даже катает ее в лодке по заливу. Надо же Малфриде хоть воздуха глотнуть, а то она по такой-то жаре и духоте в палатке совсем завяла. Хотя он помнит, какой принес ее из церкви… После ледеи и то краше выглядят. А Малфрида хоть и обливалась потом, но холодна была, как сосулька. У Свенельда даже руки инеем покрылись, когда нес ее.
– И ты это заметил! – Ольга резко повернулась. – Знаешь, Свенельд, я часто с Малфридой общалась, но в последнее время мне стало казаться, что от нее порой идет особый холод. Мне страшно от того…
– А что же ты хотела? Она ведьма как-никак. Княгиня пресветлая, Малфрида ведь некогда моей женой была, я многое о ней знаю, но и меня всегда воротило, когда в ней это колдовское проявлялось. Оттого и не смог любить ее как человека. А все же жалко ее… Потому и хочу охранить от всех этих ромеев с их христианскими забобонами.
И вдруг заговорил об ином: сказал, что, катая ведьму по заливу, он обратил внимание, что византийцы не только на ночь цепью выход из Золотого Рога перекрывают, как у них принято тут, дабы никто не вышел или вошел без дозволу во град, но еще и дроммоны свои при выходе из залива поставили, как будто к бою готовятся. Видала ли Ольга эти корабли ромейские? Это же целые плавучие крепости! Говорят, что на них имеется тот самый греческий огонь, каким был побежден князь Игорь в своем первом походе на ромеев. И хотя Свенельд считал, что в бухте близ града ромеи вряд ли решатся применить эту горючую жидкость, но все же понял, что сделают все возможное, чтобы русы не ушли, не заключив договора.
– Что ж, выходит, и им тот договор выгоден, – заметила Ольга.
Она провела пальцами по прическе: ее косы, уложенные высоким округлым венцом, были перевиты блестящими цепочками с самоцветами, а сверху еще была приколота дымчато-голубая вуаль, отчего голова княгини казалась несколько крупной. Ольга, как и ее женщины, уже переняла местную моду, она ей шла, а цвет вуали сейчас красиво оттенял ее прозрачные серые глаза. Свенельд смотрел на княгиню с восхищением и нежностью, Ольге от этого стало хорошо на душе. Не только же ей в заботах жить, хорошо и покрасоваться перед мужчиной. Хотя сама же себя и одернула: не об этом ей думать надо, не тешиться собственной красотой. Вот и спросила варяга: не может ли Малфрида при помощи чародейства как-то обмануть охрану ромейскую, вырваться из окружения, бежать, исчезнуть?
Свенельд помрачнел.
– Тут вокруг все христианское, а это губит ее, лишает колдовских сил. Конечно, она копит силу понемногу после того, что во Влахернах случилось, но все одно это не та сила, какой она древлян подавляла некогда. Хотя… Вон, когда от патриарха за ней прибыли стражи да забрать хотели, она все же смогла их челн опрокинуть. Да так, что те даже не поняли, что к чему. Нам же потом пришлось этих длиннорясых из воды вытаскивать, чтобы не потонули. Однако на том силы Малфриды истаяли. И когда святоши эти и на другой день прибыли, вновь требовали, чтобы выдали им ведьму, она уже ничего не могла. Пряталась в палатке и жалкой такой выглядела. А монахи опять принялись распевать свои псалмы, послали своих людей на «Оскаленный». Ну и пришлось нам с ними разбираться.
Свенельд опять коснулся ссадины на скуле, поморщился.
Ольга отпустила его. С тем же наказом – оберегать ведьму от длиннорясых. А заодно подумать, как сделать так, чтобы ведьма тайно исчезла. Не станет ее, ну и с Ольги взятки гладки. И если раньше Ольга рассчитывала, что ведьма в чужом краю будет ей охранительницей и защитой, то теперь стала… обузой для нее. И уже княгиня должна была оберегать свою чародейку.
Еще когда Свенельд только подошел к берегу залива, он понял, что там что-то изменилось: челны, в каких за ведьмой прибыли люди патриарха, теперь не кружили вокруг, зато у борта «Оскаленного» покачивалась на волнах длинная лодка с богато облаченными стражниками. Причем те не спешили подняться на «Оскаленный», просто сидели и смотрели на русский корабль. Но Свенельд все равно заволновался, вскочил в ожидавший его челнок с гребцами, велел налечь на весла. Правда, еще по пути гребцы сообщили, что это к Малфриде прибыл некий важный византийский чин, который и повелел длиннорясым убраться, не мешать ему. Сам же сейчас в палатке с ведьмой укрылся.
Однако Свенельд успокоился только после того, как сама ведьма вышла из-под полога. Ее, чтобы не гневить греков-христиан, одели, как местную матрону, в зеленую длинную тунику и такого же цвета пенулу, мягкий капюшон которой сейчас был надвинут на лоб, почти не давая рассмотреть лица. Так же закутан в плащ был и появившийся подле нее человек. Это было смешно, ибо даже на расстоянии Свенельд узнал в нем великого ромейского полководца Никифора Фоку. Подумал было, что к нему, анепсию Ольги, явился Никифор, но тот при виде варяга даже как будто пригнулся и торопливо спустился в ожидавшую его лодку, сразу приказав отчаливать.